IV

Мистер Томпкинс наконец перестал падать, упал и встал на ноги.
Странное светило, которое, пока он падал, было под ним, теперь стояло в мутно-зеленом небе не совсем над головой, а немного сбоку. А он оказался внутри небольшого садика, не то лужайки или огорода, окруженного высоким бамбуковым забором. Он стоял по колено в растениях. Перед ним были три хижинки под соломенными крышами, разные, и три разных вроде человечка. Все они смотрели на него. Один человечек вздохнул, почесал деревянной ножкой другую деревянную ножку, склонил головку набок и открыл клювик.
- Так ты помоги нам, - сказал этот человечек.
- В чем? - спросил мистер Томпкинс.
- А вот, - сказал другой, вовсе на одной ножке, указывая на что-то за спиной мистера Томпкинса. Мистер Томпкинс торопливо оглянулся, но увидел всего только три маленьких колодца недалеко один от другого. Он снова обернулся к человечкам. Они молчали и неловко топтались на месте.
- Поссорились мы, - буркнул наконец третий, и все трое сердито сверкнули друг на друга глазенками. И все трое закричали вдруг сразу.
- А пить-есть нам надо, по-твоему? - кричали они. - А умываться нам не надо? А идешь за водой-то, а он тоже туда же - нет уж, спасибо! Радости не очень много на этих любоваться! Может, еще здороваться с ним? Доброе утро, не желаете ли свежего огурчика? А он и лезет поперек дороги со своим бидоном! А я ведь нервный! Житья нет!
- Так ведь три у вас колодца, - сказал мистер Томпкинс, - ходите каждый к своему.
- Так пересыхают же они, чудак-человек! - снова закричали эти. - То один, то другой, то все два! И никогда не знаешь, какой с водой. Раньше-то у нас от каждого дома к каждому колодцу была тропинка, милое дело - и близко, и душевно: встретишь соседа на перекрестке, потолкуешь, - вот и день прошел. А теперь-то! Только бы не видеть, так идешь в обход под самым забором, и то, того гляди столкнешься носом к носу! У-у!
И они стали грозить друг другу кулачками, у кого они были.
- Значит, помирить вас? - сказал мистер Томпкинс.
- Ну уж это уж нет! - закричали они, - а ты нам сделай такие хитрые тропинки, чтобы от каждого дома к каждому колодцу, и нигде не перекрещивались. Вот. А мы сами пробовали, у нас не получается. Только все огурцы потоптали.
- Может, у меня тоже не получится, - сказал мистер Томпкинс.
- Получится, а ты не как-нибудь, ты по-умному, - сказали они, - ты веревочки натягивай, с колышками. Мы знаем, как делают. Мы тебе сейчас.
Они быстренько сбегали и принесли ему три клубка тонких бечевок и целую горсть бамбуковых колышков, а потом зыркнули сердито друг на друга и разбежались по своим жилищам, но оттуда подглядывали.
Мистер Томпкинс пожал плечами и принялся за дело. Дома и колодцы он мысленно перенумеровал - для системы. На ихние огурцы он решил не смотреть, новые вырастут, или уж не ссорились бы тогда. Он бы сам, правда, не назвал это растение огурцом. И он смело натянул бечевку от дома N1 до колодца N3 и задумался. От колодца N3 он прошел между домами N1 и N2 и вбил колышек у дома N3, а потом от дома N3 проложил две тропинки до колодцев N1 и N2 в обход колодца N3. Колодцы N1 и N2 он напрямую соединил с домом N1, но к дому N2 уже нельзя было пройти, не пересекая собственных бечевок. Мистер Томпкинс снял бечевки и начал все снова решительно и энергично: соединил дом N2 с колодцами N1, N2 и N3, от дома N1 провел тропинку позади колодцев и от нее тоже наметил подходы ко всем трем колодцам, но увидел, что дом N3 тогда можно соединить только с колодцем N3, а с другими опять получаются пересечения. Он остановился и попробовал решить задачу в уме, но запутался. Он снова снял бечевки и попробовал новый вариант, более сложный: от дома N1, в обход дома N2, между домами N2 и N3 - к колодцу N3; от него к дому N2, оттуда к колодцу N2, от колодца N2 позади колодца N1 к дому N1, затем дом N1 - колодец N1 - дом N2. Пока все получалось. Он перешагнул через натянутые бечевки, вбил колышек у дома N3, привязал к нему сразу три конца и очень легко провел два новых пути: прямой до колодца N3 и вокруг колодца N3 до колодца N2. Оставалось только соединить дом N3 с колодцем N1, и мистер Томпкинс несколько раз обошел с клубком в руках вокруг всего поселения, пока не убедился, что это невозможно. Он очень огорчился. Огурцы он к этому времени почти все уже вытоптал, и ходить по мокрой хрустящей ботве было неприятно. Кроме того, он забыл, какие варианты он уже проверил. Он решил, что не будет теперь менять сразу всю систему, а попробует распутывать отдельные узлы. Злосчастную бечевку от дома N3 он привязал у колодца N1, а бечевку дом N1 - колодец N2 снял и натянул ее напрямую, так что она пересекла прямую дом N2 - колодец N1. Он эту бечевку отцепил у колодца и решил проложить ее в обход, но ему помешала натянутая позади дома N2 бечевка от дома N1 к колодцу N3. Клубок от дома N2 он положил на землю, пошел к колодцу N3 и отцепил там бечевку от дома N1; с клубком в руках вернулся к тому клубку, который он раньше положил на землю, поднял его и задумался. Ему показалось, что в домиках что-то как-то неприятно поскрипывает, хотя человечки не показывались. Он отошел подальше и пошел с двумя клубками почти под самым забором, чтобы освободить себе побольше пространства для веревок и экспериментов. А под забором трава росла не такая, как огурцы, а высокая, вроде тростника, и в этой траве мистер Томпкинс вдруг наткнулся на шалашик из листьев, а в шалашике сидел, скорчившись, новый человечек, которого мистер Томпкинс определенно раньше здесь не видел, и смотрел на мистера Томпкинса снизу вверх довольно иронически.
- Возможности плоских графов сильно ограничены, - сказал человечек.
- Что вы сказали, простите? - спросил мистер Томпкинс.
- Я сказал, что эта задача в двух измерениях не имеет решения, - ответил тот.
- И что же я должен делать? - спросил мистер Томпкинс.
Человечек видимо наслаждался явной растерянностью мистера Томпкинса.
- Выйти в третье измерение, конечно, - сказал он с достоинством, но добродушно.
- Но... как? - спросил мистер Томпкинс. Он ничего не понимал.
- Полезайте на забор, - сказал человечек.
Мистер Томпкинс повернулся к забору, примерился, подпрыгнул, ухватился за гладкие верхушки бамбучин, подтянулся, с трудом вскарабкался и уселся наверху. Человечек следил за ним, высунув из шалаша деревянный шарик, заменявший ему головку.
- А дальше? - крикнул сверху мистер Томпкинс.
- А дальше прыгайте на ту сторону и уходите, пока не поздно, - сказал его советчик, приветливо кивая головкой на прощанье.

Мистер Томпкинс пошел прямо от забора и сквозь небольшую рощицу с опавшими листьями вышел к подножию горы. Гора была, собственно, наклонная дорога вверх, с двух сторон обрывающаяся отвесными склонами, вроде широкой лестницы без перил, и казалась весьма высокой; во всяком случае, вершина ее не была видна; она не терялась в облаках, которых не было, а растворялась в мутно-зеленом небе немного левее слабого шестиугольного солнца. Мистер Томпкинс подумал, что если подняться по этому склону, можно будет слегка обозреть, куда это он попал.
Он занес ногу на первый камень, но тут услышал легкое движение от себя справа и увидел, оглянувшись, маленького человечка, сидящего на камне под колючей веткой.
- Не скажете ли, который час? - сказал человечек.
- Без десяти восемь, - сказал мистер Томпкинс, - только я не знаю, утра или вечера. И они стоят, - добавил он, прислушавшись.
- А если их завести, они пойдут? - спросил человечек.
- Не знаю, - сказал мистер Томпкинс и завел часы. Они затикали.
- Спасибо, - сказал человечек, вставая и оправляя поношенные желтые перышки. - Наверх идете? А я только что оттуда. Так что попутчики мы, если не возражаете.
- Напротив, очень приятно, - сказал мистер Томпкинс.
Мистер Томпкинс правда был рад. Он надеялся кое о чем расспросить своего спутника, потому что тот показался ему человеком разумным. Он обдумывал, с чего начать, потому что вопрос: "как называется эта страна?" звучит глупо, да и неважно это, в конце концов. Тут ему пришла в голову отличная мысль, и он открыл рот
- Который час? - спросил человечек.
Мистер Томпкинс посмотрел на часы.
- Без двух минут восемь, - сказал мистер Томпкинс. - Только это ведь неправильное время.
- Время - что это? - сказал человечек неожиданно строгим тоном. - Что такое время?
Мистер Томпкинс даже остановился от удивления.
- Не знаю, - сказал мистер Томпкинс.
- Что такое время - не знаете, - сказал человечек,- а беретесь судить, какое время правильное, а какое нет.
- А что такое время? - спросил мистер Томпкинс.
- Времени нет самого по себе, - сказал человечек, - но... который час?
- Пять минут девятого, - сказал мистер Томпкинс.
- Но неизбежно признать, - продолжал человечек, - что время само по себе, вне движения тел и покоя, никем ощущаться не может. Если вы не очень торопитесь, пойдем пока чуть медленнее. Который час?
- Вы устали? - сказал мистер Томпкинс. - Восемь минут девятого. Нет, я не тороплюсь.
- Нет, я не устал, - сказал человечек, - погодя немного, мы пойдем быстрее. Так вот, что же? Чтобы придать понятию времени физический смысл, нужны какие-то процессы, которые позволили бы установить связь между различными точками пространства. Ну вот, скажем, одна точка у подножия горы, другая на вершине, а мы это с вами идем, шагаем - процесс? Процесс! Но процесс-то неравномерный! Сами видите!
И человечек пустился бегом вверх по склону.
- Догоняйте! - крикнул человечек.
Мистер Томпкинс побежал за ним. Бежать пришлось быстро, потому что человечек словно катился вверх, ловко перебирая короткими ножками.
- Вот видите, - сказал человечек. Он остановился, совершенно запыхавшись. - Который час?
- Двадцать минут девятого, - сказал мистер Томпкинс.
Они немного еще прошли.
- Который час? - спросил человечек.
- Без... двадцати трех девять, - сказал мистер Томпкинс.
Они как раз переходили каменный мостик, выгнутый над ручьем, пересекавшим дорогу.
- Сядем, посидим, - сказал человечек.
Они уселись на мостике, свесив ноги над водой.
- Можно подольше посидеть, можно поменьше, - сказал человечек, - можно перекусить, вздремнуть даже - кто запретит? Дальше будет круче - идешь медленно, остановишься, отдохнешь. Неравномерно, как хотите, неравномерно! А уж обратно спускаться - совсем другой темп. Что б я без вас делал - ума не приложу.
И человечек задумался, неподвижно глядя вдаль.
Мистер Томпкинс тоже смотрел туда же.
Они еще невысоко поднялись, но видна была обширная равнина с полями, рощами, полянами, хижинами среди деревьев.
Подальше была широкая река. Горизонт растворялся в зеленоватом тумане. Солнце было у них за спиной, они его сейчас не видели. Мистер Томпкинс вспомнил, что собирался порасспросить человечка, и опять не успел - тот заговорил сам.
- Я тут часто хожу, - сказал человечек, - вверх и вниз, вверх и вниз. Хожу и все думаю: - и когда вас увидел, тоже сидел и думал: какой бы мне равномерный процесс - ну что ж, пойдемте? - равномерный - который час? -
- Девять. -
- равномерный, значит, процесс совместить с моим неравномерным хождением, чтобы данный отрезок пространства разделить на равные временные интервалы, и чтобы каждой точке дороги сопоставить момент времени... кстати, который час? - Одна минута десятого. -
- когда я в этой точке находился, но, конечно, только во время данной прогулки - другой-то раз я в этой точке окажусь в другое время, в том-то и соль - и ничего-то не смог придумать. Хотел посадить семечко в землю, в горшочек, оно прорастет, и я с ним пойду. Оно растет, а я смотрю. Но медленно очень, а потом, я ведь в этом не силен - может, оно тоже растет неравномерно? А вы не знаете?
- Не знаю, - сказал мистер Томпкинс.
- Жаль. А который час?
- Пять минут десятого, - сказал мистер Томпкинс.
- Да, уж лучше часов ничего не придумаешь, - вздохнув, сказал человечек, - а то я хотел еще тыкву взять, выдолбить, налить воды, а внизу проткнуть дырочку, чтобы капало по капле. Только кто же мне даст целую тыкву? Который час?
- Семь минут десятого, - сказал мистер Томпкинс, - а это солнце, - и он посмотрел на солнце, - оно что, не движется?
Человечек ответил не сразу, и мистер Томпкинс успел увидеть еще особенность этого солнца - оно было не сплошное, а из маленьких светящихся точек, расположенных ровными рядами, параллельными сторонам шестиугольника и его диагоналям.
- Конечно, не движется, - сказал человечек строго.
Мистер Томпкинс посмотрел на своего спутника и увидел на его лице торжественное и даже благоговейное выражение.
- Какое у вас солнце... такое, - сказал мистер Томпкинс, - я первый раз такое вижу.
- Единственное, - сказал человечек.
- Ну конечно, - вежливо сказал мистер Томпкинс.
- Вовсе не конечно, - сказал человечек, - а это даже не так-то просто доказать. Вот видите ли, в 1910 году Клиффорд У. Адамс принялся за поиски магического шестиугольника третьего порядка. Он взял набор из шестиугольных керамических плиток, написал на них числа от 1 до 19 и принялся составлять из них различные шестиугольники. Он отдавал этому занятию весь свой досуг в течение сорока семи лет, пока наконец в 1957 году не нашел решения. Адамс перерисовал его на бумагу, бумагу потерял, пять лет пытался воспроизвести решение, в 1962 году, в декабре, нашел свою бумажку, в начале 1963 года послал Мартину Гарднеру. А тот и не удивился вовсе. Он думал, что получил одно из сотен возможных решений, и что, конечно же, магическим шестиугольникам посвящена обширная литература. Ведь существует же 880 магических квадратов четвертого порядка, а магические квадраты пятого порядка исчисляются миллионами! Но, как ни странно, никаких ссылок на существование магических шестиугольников он в литературе не обнаружил!
Гарднер послал решение Адамса Чарльзу Триггу, признанному специалисту по таким задачам. И получил подтверждение, что решение Адамса было до сих пор неизвестно, а через месяц - строгое доказательство, что не существует более ни одного магического шестиугольника! Никакого порядка! Среди бесконечного числа способов размещения целых чисел от 1 до N в ячейках шестиугольной фигуры способ Адамса - Е Д И Н С Т В Е Н Н Ы Й! (См. Приложение 4)
И человечек застыл на месте, в восторге простирая руки к магическому светилу.
- Очень интересно, - сказал мистер Томпкинс, - а скажите, зачем вам это было?
- Что - это? - спросил человечек, как бы очнувшись и недоуменно глядя на мистера Томпкинса круглыми глазками.
- А время вы раньше все время спрашивали, - сказал мистер Томпкинс.
- Ну вот, сказал человечек, всплеснул руками и сел на землю с видом крайнего отчаяния.
- Что случилось? - испуганно спросил мистер Томпкинс.
- Я, видите ли, Старый Дун, - тяжко вздохнув, сказал человечек. - Хожу на эту гору, навещаю друга, Настоятеля Часовни На Вершине Горы. Приду, погощу, спускаюсь обратно; поброжу у подножия, снова поднимаюсь в гору. Как-то говорит - он, само собой, Настоятель то есть; больше тут и разговаривать не с кем, с вами вот только сегодня побеседовали - Старый Дун! Встаешь рано утром, начинаешь подниматься в гору; идешь то быстро, то медленно; останавливаешься поесть сушеных фруктов; к вечеру приходишь сюда, в часовню. Несколько дней проводишь здесь; постимся, беседуем, размышляем. Приходит время, рано утром пускаешься в обратный путь. Идешь, как вздумаешь; останавливаешься полюбоваться видами; конечно, спускаешься быстрей, чем поднимаешься. Слушай, - говорит - на этой тропе есть точка, которую ты во время спуска и во время подъема прошел в одно и то же время. - Учитель, - говорю - откуда вы это знаете? - Я-то знаю, - говорит - и могу доказать. А ты? Если веришь, что это так, можешь доказать, что это так? Если веришь, что это не так, можешь доказать, что это не так? - и с этим ушел в часовню. И замкнулся в себе. Так с тех пор и хожу - и до сих пор ничего не доказал. Так уж на ваши часы понадеялся, а все зря. Придется вернуться!
Тут, совершенно неожиданно для мистера Томпкинса, человечек вскочил, схватил его за руку, дернул к краю тропинки - это же был и край обрыва - и спрыгнул в пропасть, увлекая за собой мистера Томпкинса, который просто не успел оказать никакого сопротивления, хотя был гораздо больше и сильнее...
Они неслись сквозь свистящий воздух, и мистер Томпкинс от неожиданного испуга не вспомнил даже, что он тут совсем недавно упал и не с такой еще высоты (впрочем, та высота была ли высотой в самом деле? Сомнительно! Так что он правильно не вспомнил). Но приземлились они спокойно на мягкую короткую траву.
- Ох! - вскрикнул мистер Томпкинс. Он чувствовал, что бледен. - Как же это?
Человечек ласково и вопросительно посмотрел на него.
- Спрыгнули с такой высоты, - сказал мистер Томпкинс, закидывая голову и глядя на гребень скалы, который они только что покинули, - и ничего, не разбились, стоим себе на травке, словно спустились шажочком...
- Если правильна точка зрения, - сказал человечек, - станут ли беспокоить мелкие различия между тем и этим? С точки зрения механики, перемещая наши тела между двумя точками, находящимися на разной высоте, мы совершаем некую работу, хотя нам может быть и кажется, что мы гуляем для своего удовольствия - чувства-то обманчивы - и величина работы не зависит от того, как мы перемещаемся, по наклонной плоскости или по вертикали, с шуточками или с горькими слезами, день ли, два ли, или секунду - время-то в формулу работы не входит, помните? - а уж мостики, ручейки и подавно, мало ли чего по дороге понастроят, нельзя же каждый новый трактир вводить в математическое выражение, вот я и говорю, если ничего не меняется, не все ли равно, как мы сюда попали?
- Но... - начал мистер Томпкинс, - ...
- Понимаю, понимаю, - сказал человечек, радостно кивая головкой, - вы хотите сказать, что двигаясь по наклонной плоскости, мы еще совершаем работу против силы трения? Так вот теперь мы эту разницу в работе компенсируем, обсуждая этот инцидент. Разве не так?
- Ну конечно, - сказал мистер Томпкинс, - только если все равно, почему же вы наверх пешком ходите, а не запрыгиваете прямо снизу?
- А вы можете? - спросил человечек, глядя на мистера Томпкинса с почтением и некоторым испугом.
- Нет, - сказал мистер Томпкинс, - я думал, вы...
- Вот и я еще не достиг, - сказал человечек и вздохнул.
- А вниз можете? - сказал мистер Томпкинс, - а все-таки так ходите?
- Дорога красивая, - сказал человечек, - спешить некуда. Очень красивая дорога, - продолжал человечек, и в голосе его вдруг послышались просительные ноты, - чем выше, тем красивее. Часовня тоже красивая, древняя... кумиры там... вид сверху такой...
Мистер Томпкинс видел, как трудно прямодушному человечку лукавить и что ему стыдно просто попросить подняться с ним еще раз на гору, и страшно, что ему откажут.
- Возьмите, - сказал мистер Томпкинс, снимая часы и протягивая их человечку, - мне они совсем не нужны.
Человечек не решался взять подарок, хотя глазки его загорелись.
- Честное слово, не нужны, - сказал мистер Томпкинс, - я их так носил, потому что все носят. Возьмите, - повторил мистер Томпкинс.
Человечек принял часы двумя лапками и поклонился.
Больше ничто не удерживало их вместе. Но проститься тоже было как-то странно.
И вдруг мистер Томпкинс увидел в честных глазах человечка, что тот все понимает.
- А вы не знаете... - начал мистер Томпкинс -
- Не знаю, - печально сказал человечек, - если б знал, не стал бы водить вас в гору и под гору. Я думал, может вы развлечетесь немного.
Они поклонились молча друг другу. Мистер Томпкинс пошел к реке - он ее не видел, но помнил сверху - а человечек снова к подножию горы. Вдруг мистер Томпкинс обернулся.
- Послушайте, - крикнул мистер Томпкинс, и человечек тоже остановился и обернулся.
- А ваш настоятель, - сказал мистер Томпкинс, - как же он... ну, эту точку? Как же он ее вычислил? Ведь у него нет часов?
- Ему зачем же часы, - сказал человечек, - он мыслит нетривиально.

Река была недалеко и она была красива.
Купы деревьев склонялись к воде. Вода, бледная, медленная, блестела.
- Искупаюсь, пожалуй, - сказал мистер Томпкинс.

Мистер Томпкинс вышел из воды на берег и остолбенел. Он не узнал берега. Не было мелкой кудрявой травки и рощиц, а был обширный песчаный пляж. Его одежды тоже не было. Он оглянулся на реку, из которой только что вышел - она была совсем другая, быстрее и уже, и с другой стороны к ней подступали скалы. Только небо и солнце и свет были те же.
Недалеко в стороне маленький человечек с белым пухом на головке возился, что-то чертил палочкой на песке. Мистер Томпкинс подошел к нему.
- Не трогай моих чертежей, - сказал человечек.
- Нет, что вы, - сказал мистер Томпкинс, - знаете, я не понимаю...
- Было бы удивительно, если бы ты понял, - сказал человечек, горделиво оглядывая нарисованные им на песке углы и окружности, - да еще с одного взгляда, разве что ты величайший геометр и даже больше меня. Я и сам еще не разобрался во всех следствиях...
- Я не об этом, извините, - сказал мистер Томпкинс, - такой странный случай, я не пойму: я купался, вышел на берег - моей одежды нет...
- Твоя одежда на тебе, - сурово сказал его собеседник.
- Это плавки, - сказал мистер Томпкинс.
- Слово, которое ты произнес, сказал человечек, - относится к предмету, который тебя одевает, хотя и не с ног до головы, и потому является одеждой, и это его, я полагаю, основное назначение, по крайней мере в данный момент, хотя я допускаю, он может исполнять также иные функции, скажем функцию носителя отдельного имени, которое ты и произнес. Прав, как видишь, я.
- Да... отчасти, - сказал мистер Томпкинс.
- Я вполне понял тебя, - сказал человечек, - ты хочешь сказать, что это лишь часть твоей одежды?
- Вот именно, - сказал мистер Томпкинс.
- И остальные предметы ты снял перед тем как войти в воду?
- Вот-вот.
- Впрочем, оставим твою одежду, - нетерпеливо сказал человечек.
Впрочем, не видно было, чтобы он спешил вернуться к своим чертежам, он даже повернулся к ним спиной и ручкой сделал движение, чтобы мистер Томпкинс сел рядом с ним на песок, и мистер Томпкинс сел, а то ему было слишком высоко разговаривать со своим новым собеседником.
- Я и оставил, - сказал мистер Томпкинс, - искупался, вышел, и... и здесь еще гора была, такая высокая, деревья. А теперь ничего нет. Песок этот... и вы.
- Всегда вот так, - горько, но с достоинством сказал человечек, - упрекают нас, что мы, погрузившись в науки, в житейских делах смыслим не более младенца. Сами же, и не занимаясь науками, искупаться даже, между тем, не умеют!
- Ну что вы, - сказал мистер Томпкинс, совершенно ошарашенный, - во-первых, я ни слова не сказал про младенцев, а во-вторых, почему же я не умею купаться?
- О неразумный, - воскликнул ученый человечек, - разве не знал ты, что никто не может, войдя однажды в реку, выйти из той же самой реки?
- Из какой же другой реки я могу выйти, - воскликнул мистер Томпкинс, - как не из той, в которую я вошел?
- Из какой, - сказал ученый, - это другой вопрос, и для рассмотрения его у нас недостаточно данных. Но что из другой - это я утверждаю и берусь доказать.
- Докажите, пожалуйста, - сказал мистер Томпкинс.
- Знаете ли вы, - начал человечек, - что никто не может дважды войти в одну и ту же реку?
- Я знаю, - сказал мистер Томпкинс, - это Гераклит.
- Это утверждение, когда оно было высказано, - сказал человечек, - показалось всем столь же нелепым, как то, что я вам высказал раньше. С тех пор к нему привыкли, и оно стало истиной. Поэтому я буду опираться на него в своем доказательстве. Согласны ли вы на мысленный эксперимент?
- Охотнее, чем на какой-нибудь другой, - сказал мистер Томпкинс.
- Итак, представим себе, что вы входите в реку и находитесь в ней отрезок времени, который мы обозначим T, - сказал человечек и нарисовал пальчиком на песке T. - Можем ли мы предположить, что в это время в воду вошел некто другой?
- Может, конечно, - то есть, можем, конечно, - сказал мистер Томпкинс.
- А может этот некто, побыв в воде некое время t, выйти на берег?
- Почему бы и нет? - сказал мистер Томпкинс.
- Будьте теперь особенно внимательны, - сказал человечек, поднимая палец, - может ли этот некто, побыв на берегу некое время t', снова войти в реку?
- Если ему захочется, - сказал мистер Томпкинс.
- Теперь смотрите! - воскликнул человечек, - смотрите и вспомните лемму Гераклита!
И он быстро написал: t+t'<T.
- Что это значит? - сказал человечек, сверкая глазами и указывая пальцем на знак <.
- Это, - начал мистер Томпкинс, -
- Это значит, что он дважды вошел в реку, в которой вы находитесь! - вскричал человечек. - Но по утверждению второй раз он входит в другую реку! Следовательно, вы уже находитесь в другой реке! И только их этой реки можете выйти, но никак не из той, в которую вошли! И сколько бы вы ни сокращали свое время T пребывания в реке, мы всегда можем сделать t+t' еще меньше, раз эксперимент у нас мысленный, и при lim(t+t')=0 теорема доказана для сколь угодно малого T. Чего же вы хотите?
- Чего я хочу... - сказал мистер Томпкинс, - впрочем, я хочу поблагодарить вас за любезность, с которой вы разъяснили мне этот странный случай, и попросить у вас извинения, что так долго отнимал ваше время. Спасибо. Прощайте.
- Прощай, чужеземец, - величественно кивнул человечек и обернулся к своим чертежам.
Мистер Томпкинс встал и пошел к реке. Здесь ему больше нечего было делать, а идти через пески и камни босиком и в плавках тоже не улыбалось. Он шел купаться.

- Где это я? - спросил мистер Томпкинс.
- В Камелоте, прекрасный сэр, - приветливо ответил маленький человечек добродушного вида.
Он все время перемещался по залу и переставлял различные предметы, чтобы ни один из них не стоял на своем месте.
- Камелот... Камелот... - повторял мистер Томпкинс. Это слово ему что-то напоминало. - Ах да, - сказал мистер Томпкинс, - как же я сразу не догадался. Вот же Круглый Стол.
Человечек, который в это время убирал в буфет шахматную доску, обернулся и недоуменно уставился на круглый стол, огромный, как площадь.
- О чем это вы? - сказал человечек. - Вы про этот стол? Да он вовсе не круглый.
- Как же не круглый, когда совершенно круглый? - сказал мистер Томпкинс.
- Был, - сказал человечек, печально вздохнув. - А теперь он не круглый, а только кажется. Если посадить за него людей, они будут сидеть в один ряд.
- Как же так? - спросил мистер Томпкинс.
- Да ведь сэра Ланселота исключили из числа рыцарей Круглого Стола, - сказал человечек и снова вздохнул.
- За что? - сказал мистер Томпкинс.
- За принцессу, - сказал человечек.
Он в это время накрыл стол огромной скатертью в черно-белую шахматную клетку и расставлял теперь на ней черные и белые чашки.
- Из-за принцессы, так вернее будет сказать, прекрасный сэр, - сказал человечек.
Видимо, от расстановки чашек в этом доме зависело что-то важное. Человечек долго и вдумчиво группировал их в разных сочетаниях, выстраивал по диагоналям, подсчитывал что-то на пальцах и снова переставлял чашки. Сначала он ставил белые чашки только на черные клетки, а черные только на белые. Потом, подумав, отказался от этой системы. Наконец ему удалось, кажется, разместить чашки в некотором порядке, в соответствии, по-видимому, с какими-то особыми требованиями. Но при этом одна белая чашка осталась у него в руках. Он постоял в нерешительности, осторожно поставил чашку на одну из черных чашек, потом снова снял.
- Принцесса-то была заколдованная, - сказал человечек, - а, ладно, - придет король, налью ему чай в кубок.
- Зачем вы так странно ставите чашки? - спросил мистер Томпкинс.
- Чтобы они не побили друг друга, - сказал человечек.
Он унес чашку и поставил ее в книжный шкаф, сняв для этого несколько книг. С книгами он направился к камину. На каминной полке стояло серебряное блюдо с фруктами, и в нем человечек попытался пристроить книги, но так, чтобы книги в кожаных переплетах торчали между яблоками и персиками, а в бумажных суперобложках - между виноградом и апельсинами. Груши и гранаты он вынимал, чтобы не мешали.
- Расскажите, пожалуйста, дальше про принцессу, - сказал мистер Томпкинс.
Человечек тотчас вернулся к столу, держа две книги под мышкой и горку плодов в руках.
- Если угодно вашей милости, - сказал человечек, кланяясь, - я здешний мажордом. Не прикажете ли подать вина?
- Нет, спасибо, - сказал мистер Томпкинс.
Человечек положил свою ношу на пол.
- Как сейчас помню, - сказал он, ласково поглядывая на мистера Томпкинса добрыми глазками, - приезжает, значит, девица на муле без узды, рассказывает - принцесса, мол, заколдована, к замку ни пройти, ни проехать, да еще этот, как его... Иронсид - Железный бок. Брались, дескать, некоторые помогать, да все погибли - ну сами знаете, как это всегда бывает. А народу немного было, праздника-то не было никакого, так зашли посидеть - всего двенадцать человек. Ах нет, это все раньше, простите, началось, когда они только пришли, эти двенадцать, смотрю - батюшки-светы! - смотрю - каждый из них с кем-нибудь другим, ну, как бы это сказать - в недружелюбных отношениях. Как бы, думаю, чего не вышло - крупного разговора какого-нибудь, а за столом, когда люди сидят, едят вместе, это ведь должно быть свято, ведь правда? Королю не скажешь - он ничего знать не хотел, в упор не видел, пока уж совсем... ну, впрочем, сами знаете. Началось-то все с турнира - так, небольшой турнир, без особого парада, и вот неудачно он прошел - обстановка-то уже тогда была... нервы у всех натянуты - и вот, кто был противниками на турнире, так и затаили друг против друга в душе. Не дело это, ну, я же говорю - к концу шло. Вот я и волнуюсь: как бы мне двух врагов рядом не посадить?
Тут, правда, затруднений нет, стол большой, гостей мало, можно так рассадить, что и голоса не услышишь - а если взять общий случай? Когда все соберутся? У каждого ведь с кем-то взаимное неудовольствие, я же знаю, мне положено. Посадить один клан по одну сторону, другой по другую, а между ними с одной стороны Король, с другой сэр Гарет - его-то все любили - уж очень демонстративно. Надо поскорей придумать побольше вариантов, чтобы каждый раз все получалось как будто случайно. Эту задачу я быстро решил по формуле включений и исключений для m пар враждующих рыцарей. Это просто: берешь двух врагов, размещаешь их 2m способами, для остальных остается 2m-2 мест, переставляешь их друг с другом, сажаешь на свободные места, потом меняешь местами нескольких врагов и, учитывая взаимное расположение, получаешь ответ в квадратных скобках. Пока я все это считал...
Все это время мажордом легко двигался вокруг стола, поясняя свой рассказ быстрыми жестами. Вдруг он замолчал, отбежал к окну и откинул занавеску. За окном стояло все то же мутно-зеленое небо и в нем - тусклое фасеточное солнце. Мажордом посмотрел вдаль.
- Не видно никого, - сказал мажордом, - может, по другой дороге подъедут, оттуда посмотреть...
Он просеменил через зал к противоположной стене, отдернул занавес на одном из окон, и мистер Томпкинс снова увидел то же небо и то же солнце. Он очень удивился, пошел сам к еще закрытому окну и, чуть приподняв занавеску, выглянул - мучительное это солнце было и там. Он хотел продолжать исследование, но человечек снова заговорил.
- Должность моя такая, сказал он, - все время рассчитывай, а для этого все знай. Вот хотел бы я сейчас знать, сколько их приедет? Я бы тогда кекс разрезал заранее. Ах да, кекс...
И мажордом забегал по залу.
Он открывал сундуки, заглядывал под кресла, приподнял даже скатерть. И при этом рассказывал.
- Они, видите ли, - говорил мажордом, - должны были уже выехать из города О на реке Оикс. Это, скажем, и не город вовсе, просто есть там питейное заведение. Народ они свободный, блуждают где хотят - кто же такому скажет: езжай, мол, туда-то? Проедут немного вместе, да и разъедутся: половина направо, половина налево. А потом опять: проедут-проедут и разъедутся. А то просто задремлют - и, как говорится, каждый конь, не чуя стали... Ах, вот он! - кекс внезапно нашелся. Он нашелся, когда мажордом нажал потайную кнопку возле плинтуса, резная панель беззвучно ушла в стену, за ней открылась скрытая винтовая лестница и на ней, на третьей снизу ступени, стоял на блюде огромный цилиндрический кекс. Мажордом вытащил его и понес на стол, не забыв копытцем нажать кнопку, чтобы стена вернулась на место. Он поставил кекс посреди стола и уставился на него, уперев руки в бока.
- Так сколько их, спрашивается, приедет к чаю? - задумчиво произнес мажордом. - Вообще-то эту задачу физики давно решили, это же простейшая модель броуновского движения, такое распространение рыцарей в физике называется диффузией. Но физика-то проста, а жизнь сложна. У нас тут... - мажордом понизил голос и поманил мистера Томпкинса: - идите сюда, я вам покажу...
Они вместе выглянули в окно, и мистер Томпкинс увидел в утомительном для глаз полусвете-полумраке, что зеленый пейзаж ограничен вдали туманной полосой, которая однако рекой не была. За этой полосой лежала область иного вида. Она была полна каких-то очертаний, и он вглядывался до боли в глазах, но так и не разглядел, что это - скалы, рощи или постройки. И от того, что он не мог понять, по сердцу его прошла волна щемящей тоски.
- Владения Шемаханской царицы, - сказал мажордом вполголоса, - это так говорят, чтобы ее не называть, а это, - он совсем зашептал, - сестра Короля, Фея Моргана. Да и есть ли она в самом деле, кто ее знает. Одно слово - мнимая область. Кто туда попал, пропал с концами. А они ведь едут, не глядя, а так - куда повернулось. Бывает, и туда заезжают. Каждый раз кого-нибудь не досчитаешься. Так на сколько же мне накрывать персон, хотел бы я знать?
- А принцесса? - спросил мистер Томпкинс.
- Что принцесса? - спросил мажордом.
- Вы остановились, что вы рассчитали, кого с кем посадить, - сказал мистер Томпкинс.
- Ну да, я рассчитал, а они уже уселись, как попало, и каждый оказался рядом со своим врагом. А тут приехала эта девица без узды - что я говорю, на муле без узды. Его величество говорит: дело это серьезное, надо обдумать все способы освободить принцессу. Достаточно будет пяти рыцарей, и мы сейчас выберем из двенадцати присутствующих. Сколькими способами можно составить экспедицию?
Все молчат, и каждый думает не столько про бедняжку, сколько про свои личные счеты и как бы хорошо оказаться рядом с врагом подальше от королевских глаз. Тут встает старый король Уриенс и начинает резать правду в глаза - ему что, он такой старый. Вот он и говорит: "За нашим столом двенадцать рыцарей, из них каждый враждует со своим соседом. Надо выбрать пять рыцарей так, чтобы никакие два из них не сидели рядом. Эта задача легко сводится к аналогичной задаче, в которой рыцари сидят в ряд. Для этого возьмем какого-нибудь рыцаря, например, сэра Ланселота. Все выбираемые комбинации рыцарей распадаются на два класса - в одних сэр Ланселот участвует, в других нет. Если сэр Ланселот отправляется освобождать заколдованную принцессу, то ни его сосед справа, ни его сосед слева не поедут. Остаются девять рыцарей, из которых надо выбрать четырех спутников для сэра Ланселота (а сэр Ланселот побледнел, глаз не поднимает, молчит, только кулаки сжал - смотреть страшно). Так как других врагов, кроме двух уже исключенных соседей, у сэра Ланселота здесь нет, то надо лишь проследить, чтобы среди выбранных четырех рыцарей не было врагов, то есть, чтобы никакие два из них не сидели рядом. Но исключение сэра Ланселота и его двух соседей разрывает цепь рыцарей, и можно считать, что они сидят не за Круглым Столом, а в один ряд. В этом случае получаем С =15 возможных комбинаций. Теперь подсчитаем, сколько можно составить экспедиций без участия сэра Ланселота. В этом случае его можно сразу исключить из числа рыцарей Круглого Стола.(Тут сэр Ланселот как вскочит, как сверкнет глазами! А Король Артур сидит неподвижно и смотрит ему в лицо - так печально-печально. И сэр Ланселот ничего не сказал, сел и закрыл лицо руками.) А король Уриенс продолжает, значит: тогда цепь рыцарей и их взаимоотношений разрывается, и остаются одиннадцать рыцарей, расположенных в ряд, из которых надо выбрать пять рыцарей так, чтобы никакие из них не сидели рядом. Это можно сделать С =21 способами. Таким образом, общее число допустимых вариантов экспедиции равно 15+21=36. - Сказал и сел.
Мажордом поднял один гранат, почистил его о рукав и стал озираться, куда бы его пристроить.
- А дальше? - в нетерпении спросил мистер Томпкинс.
- Все, - сказал мажордом.
- А принцесса? Спасли ее?
- Наверно, - сказал мажордом.
- А сэр Ланселот ездил ее спасать?
- Не помню, - сказал мажордом.
- А сюда, значит, он уже не приезжает? - спросил мистер Томпкинс.
- Почему не приезжает? Он и сейчас может быть приедет, если не свернет где-нибудь в противоположную сторону.
- Так ведь его же исключили!
- Так это же формально, понимаете, формально! Чтобы решить задачу, - сказал мажордом. - Ну, они скоро прибудут, так что я пока тут приберу немного, а вы развлекитесь чем-нибудь. Хотите разложить пасьянс?
Он протянул мистеру Томпкинсу колоду карт.
- Здесь 52 карты, - сказал мажордом. - Сколькими способами можно раздать их четырем игрокам, чтобы каждый получил по 3 карты трех мастей и 4 карты четвертой масти?
Мистер Томпкинс подержал колоду в руках, подумал и вынул одну карту, это была десятка треф. Потом он вынул даму бубен, шестерку бубен, туза пик. Потом короля. Потом ферзя. Потом коня. Живого гнедого коня. Потом красный шар. Потом белый. Потом коробку с пирожными - в ней было два наполеона, два эклера, два слоеных пирожных и одно песочное. Тут он поднял глаза и увидел, что человечек смотрит на него удивленно и даже несколько укоризненно.
- Знаете, - сказал мистер Томпкинс, поставив коробку на стол, - я лучше пойду искупаюсь.

- Чем дальше, тем страньше, - сказал мистер Томпкинс, стоя по пояс в не холодной и не теплой воде. - Это не я придумал, это написано... в какой-то книжке было написано. Сейчас выйду на берег и вспомню. Ох, как мне это надоело... куда еще я теперь выйду? Нарочно закрою сейчас глаза и не открою, пока не выйду на берег...
Он закрыл глаза, повернулся и побрел к берегу. Дно было какое-то вязкое. Долго было мелко и берег вышел как-то незаметно - мягкая влажная трава. Наконец мистер Томпкинс убедился, что он уже правда на берегу, прошел еще несколько шагов, остановился, вздохнул и открыл глаза.
- Я же открыл глаза, - подумал мистер Томпкинс, - я же смотрю...
Он ничего не видел. Было темно.
- Докупался, - сказал себе мистер Томпкинс.
Он почувствовал, что сердце его стремительно ухнуло куда-то вниз.
- Спокойствие, только спокойствие, - сказал себе мистер Томпкинс, - если я начну метаться из стороны в сторону и кричать... хуже вряд ли будет, но...
Тьма была вовсе не сплошная, но как безлунной ночью можно все-таки что-то видеть, и мистер Томпкинс видел вокруг как будто заросли кустарника и слышал оттуда легкий шорох, шевеление и потрескивание, и слабый писк.
- Будем рассуждать логически, - думал мистер Томпкинс, - если я вхожу в одну реку, а выхожу из другой, и вхожу в другую реку, и выхожу из другой другой реки, то, если я хоть что-нибудь понимаю в реках, сколько бы я ни входил в другие реки, из той, первой реки я все равно никогда не выйду, и из первой другой реки тоже... По-моему так, а не иначе, если я - это я, а я - это он, а не кто-нибудь другой, то есть

я - это... какие-то мошки пищат, то есть птички

или мышки. Хотя там было все-таки лучше, там было хотя бы это солнце, а здесь... о если бы хоть одна звезда! Нет, спокойствие, только спокойствие. На чем же я

что я это... нет. Если я опять полезу в воду, то попаду неизвестно куда. Если пойду пешком, то неизвестно куда попаду. Рассуждая логически, это одно и то же. Но купаться в темноте

Как они неприятно чирикают. Так что я просто пойду себе пешком, пока... не знаю, пока что.
Тут мистер Томпкинс заметил, что он рассуждает на ходу. Он давно уже шел сам по себе. Заросли расходились перед ним, а может здесь всегда была аллея. По сторонам аллеи в зарослях кто-то был, и они звучали, словно перекликались друг с другом тихо.

- Нет, это не птички, - подумал мистер Томпкинс.
Над головой была тьма, но не тучи и не туман. Пустое и черное простиралось вверх и без конца. И хотя бы одна звезда!
- Ни одной звезды, - думал мистер Томпкинс. - Неужели я так глубоко?
Держат ли путь, изменяют ли путь, никто - что это я говорю? -
Никто не отметит никак - это не я, это где-то написано -
Горящих во тьме
И погибших давно
Поглотил их великий Мрак

- Не хочу вспоминать, где это я читал. И слушать не хочу. Это не про меня. Я не он, я

хотя правда похоже. Нет, совсем не похоже. Не буду об этом думать и слушать не буду. Можно для развлечения вспоминать какие-нибудь стихи. Что-нибудь попроще. Как-то трудно вспомнить. Что-нибудь детское, совсем простое.

Дора-дора помидора

- Что это? - вскричал мистер Томпкинс и даже остановился. - Что же я уж разучился разговаривать по-человечески? Так я и правда забуду, кто я такой. Я... я - не он, не он. И стихи теперь вспомню другие.
Вот сейчас, сейчас:

Дора-дора помидора

ну уж пусть, может потом будет лучше

для начала разговора
отрубили руки-ноги
и пустили по дороге
раз - два - три
кто играет, тот беги


ТТГ ЦЦГ ААЦ ТТА ААЦ ТГТ ЦАА
ААЦ ГТЦ ТТГ ААТ ТТГ АЦА

Болтайте, болтайте. Это не про меня.

и на месте задыхаясь
я бежал бежал года
шла дорога извиваясь
совершенно не туда

это кажется про меня. Хорошо, что вспомнил. Не буду больше бежать. Все равно ведь на месте. И совершенно не туда.

шла дорога мимо сети

а я иду мимо каких-то кустиков. Как хорошо их видно, а сначала было темно. Нет, и сейчас темно, и тогда было видно, только я тогда боялся смотреть

а за нею малы дети
все кричали куку-мак
убирай один кулак

и сейчас боюсь

в этой маленькой корзинке

ну и кустики, ну и птички

конь, ладья и две луны

хорошенькие птички

лента кружево ботинки

ничего себе птички

черный город тишины

о чем это они?

и рассказ: она сказала
он сказал и я сказал

нет они вовсе не это говорят

аты-баты не туда

аты-баты где звезда
на златом крыльце сидели
царь сапожник и портной
вдруг охотник выбегает
оказался он живой
выбегает музыкант
на боку бордовый бант
чапи - челяпи
чапи - челяпи - чапи